«Я быстрорастворимая звезда. 

Надо лишь добавить воды и немного перемешать».

Дэвид Боуи.

Слушаю The Next Day, первый за последние десять лет альбом Дэвида Боуи. Скольжу по времени, прослушивая по несколько раз. Никак не могу понять, куда проваливается время, и почему я, как правило, чутко ощущающая его, теряюсь в этом концентрате.

В поисках слова. Пробую на вкус

Пытаюсь разобраться, ощутить на вкус его музыку. Почувствовать, проникнуться. В ней есть не просто смысловая нагрузка — в ней история, целая эпоха разных стилей рока.

У меня нет достаточно объёмного слова, которое могло бы вобрать в себя всё, что я хочу сказать о Боуи. Мне нравится его определение себя: смертный с задатками супермена. Музыка течёт в моей голове, задевая какие-то струны. Его многослойность и фактурность для меня, как фуга для фортепиано.

О новом альбоме уже много написано. Эксперты говорят о некоторой «эклектичности», о «пяти бойких роковых треках», о «таинственности и вызывающих воспоминаниях», о том, что артист вдохновлялся «историями средневековой Англии и современной России». О некоторой «хрупкости» музыканта, которая звучит в мелодичном сингле Where Are We Now? (Сингл, кстати, сразу же разошёлся 30 тысячами копий и вошёл в топ-10 британского хит-парада впервые за почти 20 лет).  В конце февраля на второй синг The Stars (Are Out Tonight) был снят клип в жанре мистического триллера. Снимала канадский режиссёр итальянского происхождения Флория Сигизмонди. Вместе с Боуи в ролике снялась актриса Тильда Суинтон и манекенщик Андрей Пежич.

«Где мы теперь?» — вопрос риторический. Куда принесло время 66-летнего и нестареющего (как Эдриан Пол) эксцентричного рок-музыканта, прорвавшегося наружу откуда-то из недр коллективного бессознательного, как цветок сквозь асфальт?

Элемент первый. Поиск как «норма» жизни

Боуи, действительно, как тот цветок. «Мистер эксперимент», который никогда не повторялся дважды и сделал эксперименты и поиски «нормой жизни», пишут о нём музыкальные критики. Системный сканер личности Боуи рисует ещё более обширную карту его жизни. Этот человек не просто ищет, находит и снова ищет — и так по спирали. Он умеет трансформировать свои поиски в объёмную цепляющую картинку — звуковую и зрительную, и проникать в сознание миллионов, причём, делает это любопытным способом: как будто чувствует, что будет актуально и востребовано именно в этом времени. А быть может, и наоборот, время выбрало его. И он актуален здесь и сейчас именно в этом времени.

Даже альбомы его друга, очень влиятельного в мировой культуре музыканта Игги Попа, никогда не продавались в таком же большом объёме. После шоу The Rise And Fall Of Ziggy Stardust And The Spiders From Mars, которое Боуи презентовал в 1970-е (до сих его считают одним из самых зрелищных, новаторских и живых), его популярность приобрела «черты помешательства». И этому помешательству даже десятилетие — не помеха. 23 марта в Лондонском Музее Виктории и Альберта открылась ретроспективная выставка David Bowie Is. За несколько недель до выставки она побила рекорды по… количеству проданных билетов! 26 тыс. билетов — столько до начала экспозиции этот музей еще не продавал.

Хотя сам Боуи уверяет, что стремился не только к этому. Он всего лишь «разговаривал с вечностью»: «Я всегда старался напомнить вечности, что даже она когда-то может подойти к концу». Его позиция  системно более чем понятна.

Что стоит за внутренним поиском?

Что же провоцирует в музыканте внутренний поиск? Дэвид Боуи — кожный звуковик со зрением. Психические свойства задают ему и по-кожному увлекающуюся активную натуру, и тот самый вечный звуковой поиск, о котором так или иначе пишут музыкальные критики.

Когда Дэвиду было 14-15 лет, появившуюся звуковую нехватку он заполнял творчеством писателей-битников. Ален Гинзбург, Джек Керуак вдруг привлекли его внимание и зародили в нём интерес к буддизму. А вот серьёзное увлечение этими направлениями пришло позднее, когда он забросил свою первую группу, разочаровавшись в шоу-бизнесе».

Мысли о человеке, о его несовершенстве и желание что-то с этим делать у Дэвида спровоцировал по-звуковому близкий ему сводный брат Терри. Дэвид часто навещал его в психиатрической клинике, в 1985-м Терри покончил с собой.

Звуковые размышления о человечестве получили развитие в творчестве Боуи. Страдания, по его признанию, — единственное, что его по-настоящему интересует. Он не из тех, «кто любит людей», и не верит «в то, что вне человека существует что-то, что способно порождать зло». А человека XXI века он характеризует как язычника, в котором мало света, который много разрушает, мало создаёт и не чувствует в своей жизни присутствия Бога.

Кожно-звуковая связка задаёт ему потребность транслировать все эти апокалиптические настроения. Ещё в 1970-е он пишет апокалиптические «Пять лет» (Five years), в котором намекает, что именно столько осталось человечеству.

Так же по-звуковому Боуи пристрастился к наркотикам. Они были большой частью его жизни и творчества. Пристрастие к ним и интерес к развивающейся немецкой музыкальной сцене побудили его переехать в Западный Берлин, чтобы «очиститься» и вдохнуть новую жизнь в свою карьеру. Он прожил там с 1976 по 1979 год. За это время создал три альбома в сотрудничестве с Тони Висконти (с ним он работал и над последним альбомом). От наркотиков музыкант отказался в 1980-м.

Элемент второй. Страсть к новизне

Несмотря на звуковые поиски, Дэвид всегда был популярным, востребованным и хорошо продаваемым музыкантом. Природа задала ему потребность находить всё новые и новые формы для звуковых вопросов. Так в нём проявлялся кожный вектор. Как признавался сам Боуи позже, он «хотел прославиться, но не знал, как это сделать» (кожные амбиции). На протяжении 1960-х перепробовал всё, что мог, — в театре, изобразительном искусстве и музыке. Наконец, в 1969 году слава улыбнулась Дэвиду — тогда вышел его сингл Space Oddity («Странный случай в космосе»).  Боуи отлично дисциплинирует себя и с середины 1960-х выпускает альбом за альбомом (всего 26), снимается в художественных и документальных фильмах (около 40).  Сам он, кстати, однажды подчеркнул: «Ненавижу людей, которые не знают, что делать со своим свободным временем». Очень кожное высказывание.

Иногда по-зрительному Боуи приходил на помощь своим коллегам по цеху, в то же время по-кожному умел зарабатывать на этом большие деньги. Например, узнав, что группа Mott the Hoople вот-вот распадётся из-за того, что никак не может стать популярной, он предложил им композицию Suffragette City. Трек группе не понравился, тогда Боуи сел и по-быстрому сочинил All the Young Dudes. Песня сразу вывела Mott the Hoople в американский TOP-40. Правда, впоследствии группа так и не добралась до масштабов Боуи.

В конце 1970-х он пришел на помощь и своему другу, известному панк-музыканту Игги Попу, который из-за наркотической зависимости оказался на грани банкротства. Боуи включил кавер-версию на его песню China Girl в свой альбом Let’s dance. Композиция в исполнении Дэвида Боуи возымела оглушительный коммерческий успех. А Игги, которому досталась половина гонорара как cоавтору, смог, наконец, решить свои финансовые проблемы.

Элемент третий. Эпатаж

Но есть еще один, третий элемент популярности Боуи, заложенный в нем природой, – зрительный вектор. Зрение создаёт платформы для звуковика, раскачивает, задаёт ему направление, наполняет красками — усиливает. Кожно-зрительная связка в Дэвиде привела его в ряды модов, нового движения в послевоенной Британии, которое до сих пор называют «самой массовой манипуляцией коллективного сознания Британии». Тысячелетиями некогда слабые и не ранжируемые в обществе кожно-зрительные мужчины редко выживали, но ситуация изменилась после Второй мировой войны. Западные рамки и законы позволили слабым, не способным на убийство кожно-зрительным самцам выжить, и со временем они стали делать свои ответные шаги обществу. Движение модов стало одним из вариантов такого проявления мужчин с «немужским поведением». Не просто стиль и внешняя эффектность (что обуславливает кожно-зрительная связка), но Идея, стоящая за стилем (звуковое стремление) были близки Боуи. И он переоделся в стильные, выглаженные пиджак и брюки-дудочки, переключился на американский блюз, рок-н-ролл, регги — в общем, стал настоящим модом.

Молодое поколение 1970-х было в восторге от экспериментов Боуи, тогда как старшее поколение его, мягко говоря, не понимало. Леннон, у которого Боуи спросил, что он думает по поводу его творчества, ответил: «Годится, но это просто рок-н-ролл, поверх которого положили немного губной помады».

Некоторые сценические моменты рок-музыканта, такие как раздевание до набедренной повязки сумоиста или симуляция орального секса с гитарой Ронсона, действительно шокировали публику. Здесь большую роль играет то, что системно-векторная психология Юрия Бурлана называет неотработанным кожно-зрительным сценарием. Имеется в виду, что зрительный вектор у мужчины редко развивается лишь на базе кожного вектора.

Кожно-зрительные мужчины обладают своим особенным типом сексуальности, который формируется и, следовательно, зависит от уровня развитости и кожи, и зрения. В Дэвиде Боуи она проявилась как  андрогинность, бесполость, бисексуальность.

В школе он попробовал секс со своим сверстником — «ради любопытства». Зрительные страхи снимали и попытки сменить мужскую оболочку на женскую. Так, 1970-х годах на обложке  альбома The man who sold the world «Мистер экспериментатор» предстал в образе привлекательной молодой женщины. Такое поведение свойственно кожно-зрительным мальчикам в состоянии страха. Из этого состояния страха он выходил с помощью звука, который действовал, как переключатель, меняя эпизоды его жизненного сценария. И всё же именно из-за страха Дэвид пробовал гомосексуальные отношения.

Музыкант благодаря своей кожно-зрительной связке чувствовал какое-то особое родство с женщинами, прикосновение к женскому миру. «Я так часто придумывал себе новый образ, что сегодня мне кажется, будто изначально я был располневшей кореянкой», — однажды сказал о себе он. Даже к музыке он пришел через женский мир: его впечатлил танец двоюродной сестры — он никогда до этого не видел, чтобы её что-то так сильно трогало! Музыкальное впечатление было настолько огромным, что он решил «открыться всем стилям». И попробовал всё: от классического рока и глэма до электроники и металла, от саксофона до гитары.

Позже зрительную платформу поддерживали любимые женщины. Дэвид — ценитель женской красоты. И обе его жены — развитые и реализованные кожно-зрительные красавицы. С первой — американской моделью, актрисой и музыкантом Анджелой— Боуи  прожил в браке с 1970-го по 1980-ый годы. Со второй, сомалийской и американской топ-моделью Иман Мохамед Абдулмаджид, музыкант живёт с 1992 года. В 2000-м у супругов родилась дочь Александрия Захра Джонс.

Что такое счастье — версия Боуи

С возрастом Боуи не стал более консервативен ни в жизни, ни в творчестве. С такой же лёгкостью, с какой прежде он экспериментировал с музыкой, образами и музыкальными инструментами, в середине 1990-х он стал экспериментировать с текстами. Боуи пользуется специальной компьютерной программой, которая перемешивает фразы в случайном порядке. Системно тоже всё понятно: подход радует по-кожному своей новизной, а по-звуковому — возможностью поиграть в смыслы.

Ему, доктору бостонского Berkley College, величайшей музыкальной звезде XX века по версии Sun, третьему в списке живых легенд по версии журнала Q и самому влиятельному артисту всех времён по опросу New Musical Express пришлось «сожрать немало таблеток» ради равновесия себя в мире. Сегодня ему «нравится во что-то верить». Его радует ощущение, что в творчестве он приближается «к тому гармоничному и мирному полюсу, на котором ещё никогда не бывал». «Я думаю, что скоро напишу свои самые сильные и интересные вещи. Именно сейчас я очень верю в себя и свои способности», — уверен Боуи на седьмом десятке лет.

Я стала настоящим поклонником его таланта. Нет, не музыкального, а иного, более системно-объёмного. Мне нравится, как он сам сказал про этот талант: «Я считаю себя в полной мере счастливым человеком. В отличие от многих, я воспользовался всем, что мне было позволено».

Есть над чем задуматься.

Автор: Наталья Камбур

Статья написана по материалам тренинга по системно-векторной психологии Юрия Бурлана.